«Чафк-чафк-чафк!» – я сидел на кухне, жевал жвачку и разглядывал небо. Из туч закрутился огромный серо-жёлтый вихрь. От тёмного центра нельзя было оторвать взгляд. Казалось, что ещё немного и оттуда на землю упадёт яркий столб света, по которому будут спускаться инопланетяне или на худой конец какой-нибудь супергерой. Захватывающее зрелище! Я закинул в рот горсть мармеладных мишек. Потом покусал купленные мамой круассаны! Я так снимаю пробы – выбираю лучшее. Вдруг чувствую, на зубе что-то мешает. Я попытался избавиться от прилипалы языком: кружил им, как лопастями вертолёта, и с силой загребал, представляя себя экскаватором. Но не тут-то было.
«Прилипло… намертво, – подумал я. – Срочно нужны мамины щипцы для бровей». Я заимствовал их, когда собирал макеты самолётов. Прокравшись через коридор в родительскую комнату, я тихо открыл синий комод и достал набор маникюрных инструментов: «Вжих».
«Эрик, это ты?» – спросила мама из соседней комнаты.
«Как она всё чувствует!?» – подумал я, но решил промолчать. Взял блестящие щипцы и пошёл в комнату к сестре за зеркалом. Она как всегда разговаривала с подругами.
«Петра, тебя мама зовёт», – уверенно сказал я. Сестра не услышала. Тогда я прикрикнул: «Петра, мама зовёт!»
«Чё? Опять? Зачем?» – подняв брови, спросила сестра.
На экране телефона я увидел подругу Петры. Мне кажется, что девочки разговаривают даже во сне. Ни на секунду не останавливаются, как они не надоедают друг другу?
Петра встала и ушла. А я быстро схватил зеркало, засунул его в штаны, накрыл футболкой и выскочил в коридор.
Мы жили в небольшом деревенском доме, и чтобы добраться до моей комнаты, предстояло миновать противников. Последним было самое сложное препятствие — бабушкина комната. Представляя себя секретным агентом, проползающим через кучу лазерных линий, я крался и изгибался… Плюшка на зубе раздражала и отвлекала. Я был как утконос, или как там этих животных называют? Муравьеды? Точно! Язык у них длинный, плотный и сильный — сворачивает деревья, чтобы достать муравьёв. Это по телевизору в передаче про животных показывали.
Я споткнулся – щипцы выпали, зеркало бухнулось об пол, покатилось, звеня и рассыпая остатки стекла по комнате. Бабушка выпрыгнула из кресла как гепард.
«Да что ты за человек-то такой!» – воскликнула она! Схватив инструменты, я с разбегу влетел под кровать и забился в дальний угол. Бабушка зашаркала жаловаться – оставалось мало времени. Сильнее и сильнее я штурмовал зуб, и наконец-то настил поддался. Он был гораздо больше, чем показалось сначала. «Наверное, три дня без чистки зубов всё-таки долго», – думал я. Пока не посмотрел в остатки зеркала – на зубе зияла впадина с тёмным дном. От испуга я вернул на место пломбу со сладкой липучкой.
Тут ко мне вторглись мама, Петра и бабушка, прихватив с собой кота Жулика и старую мопсиху Пышку.
«Зеркало разбил и не собрал осколки! Щипцы утащил. Вот куда пропадают вещи!» – заголосила бабушка.
«Эх ты, Эрик, – вздохнула мама. – Неужели нельзя просто попросить?»
«Петра не даст», – промычал я.
«Петра, тебе жалко для брата?» – удивлённо поинтересовалась мама.
«Да, мне жалко. Он оставляет жирные следы от пальцев, это раз…»
«Я не оставляю, не ври! Я мою руки!» – прокричал я из-под кровати.
«У меня прыщи после того, как он трогает мои вещи, это два!» – выпалила Петра.
«Прыщи у тебя, потому что ты ешь шоколад и барбариски!» – вылезая из убежища и, попутно отряхивая пыль со штанов, умничал я, вспоминая врачей в программе «Здоровье».
Вставляя наушники Петра прошипела: « Ты ещё мелочь пузатая, чтоб я слушала твои разговоры».
«А ты, а ты … Подросток! А подростки …деградируют!» – разошёлся я.
Петра хотела дёрнуть меня за ухо, но мама её удержала. Я всё знал заранее, потому не подавал виду и стоял, не шелохнувшись.
«Убери за собой, пожалуйста, – попросила мама. – И не бери чужие вещи без спросу. Это не хорошо».
Я смотрел в окно и не отвечал. Небо уютно завернулось шарфом в фиолетово-голубую полоску, подмигивало жёлтым глазом: хватит злиться, пойдём гулять! «Никуда не пойду всем на зло!»
Тогда мама, бабушка, Пышка и Жулик длинной процессией двинулись из комнаты, наконец-то оставив меня одного. Немного подумав, я побрёл делать уборку.
Спустя несколько дней за обедом мы ели котлеты с жареной картошкой. «Золотая, с румяными бочками и хрустящими поджарками. Настоящий деликатес!» – размышления о вкусностях резко прервали скрежет и боль. Мама сразу заметила гримасу на лице и даже услышала хруст. Она вопросительно взглянула.
«Просто косточка попала!» – нашёлся я.
Виртуозно, как фокусник, с помощью языка я вернул пломбу на место. «Интересно, а можно ли натренировать язык, как спортсмены качают руки и ноги, – задумался я. – Буду в книге рекордов Гиннеса. В газетах напишут: самый сильный язык у Эрика Тропкина».
После ужина я тихо пробрался в кабинет и залез в папин компьютер. Набрал в поисковике: упражнения для языка. От гордости на голове распушились волосы: в шесть лет уметь пользоваться компьютером и мышкой это вам не тютю-матюти. «Нашёл! Логопед Лалайкин советует… Одно расстройство, придётся читать и тренироваться. Да, ну эти упражнения…» – я закрыл все вкладки и нажал кнопку «Пуск». Компьютер спросил меня что-то – я как всегда отказался: он перестал шуметь. Через час в квартире прогрохотало: «Эрик, ты трогал компьютер?»
Я почувствовал неладное и прокричал: «Неееет!»
«Эрик, зачем ты опять обманываешь? Я посмотрел историю», — разозлился папа.
«Это бабушка, она старая, шепелявит, вот и искала упражнения для языка, чтобы потренироваться», – нашёлся я.
«Эрик, врать не хорошо. Это уже слишком. Я лишаю тебя сладостей на неделю», – крикнул папа.
«А мне-то что!» – невозмутимо ответил я: у меня в запасе была гора конфет.
«Тогда я лишаю тебя мультфильмов! » – нашёлся папа.
Я пытался скрыть растройство безмятежным перелистыванием книги. « Мне всё равно!» – гордо сказал я и пошёл в свою комнату.
Я решил немедленно поесть конфет, чтобы чуть успокоиться: «Нервируют меня, а потом лишают сладкого, странные люди». Я распахнул шкаф, просунул руку за книги, нащупал тайник и взял сумку. Вот они: блестящие, горящие разноцветными, как на новогодней ёлке, огоньками, вкусные конфеты! « Странная на ощупь», – подумал я, взяв первую. А развернув, обнаружил пластилин. В возмущении я высыпал конфеты на пол и начал открывать по очереди. Во всех был пластилин или камни. Только одна ненавистная мной конфета – «Чернослив в шоколаде», оказалась настоящей. Вывод не заставил себя долго ждать – Петра! Я ворвался в её комнату и стал кричать, размахивая руками. Петра сидела в наушниках, медленно повернулась и произнесла обычное: « И чо?» Я тряс сумкой, сыпал обёртки от пустых конфет и возмущался.
«Это не я», – сказала Петра, засовывая в ухо наушник и отворачиваясь.
Тогда я побежал к маме: « Мама, Петра обманщица, она съела мои конфеты и засунула туда камни!»
«Эрик, Петре 13 лет, зачем ей делать такие вещи», – успокаивала мама.
«Мама, почему ты не веришь мне?» – заплакал я, пытаясь разжалобить её.
«Эрик, я верю и очень тебя люблю, но знаю, что ты фантазёр и сказочник».
Я расстроился и отказался от ужина, пусть знают, буду голодать им назло. Ароматы бродили по комнатам, залетая в ноздри. Бабушка сварила рассольник по рецепту прабабушки — кисленький, солёненький, зелёненький. Обожаю супы. День без супа – зрядень. А на десерт – румяный ароматный банановый пирог: в крапинку внутри, нежный, мягкий, тающий во рту и так сладко пахнущий бананами. Им даже пропахли занавески в нашем доме.
Мне страшно захотелось есть – пришлось выйти из заточения — к концу ужина я уже сидел за столом и жадно ел бабушкину стряпню: «Что ни говори, а готовит бабушка, как лучший в мире повар. Ей бы кафе открыть… Нет, лучше пусть дома сидит, меня кормит».
Через неделю сняли наказания, и в тарелочке на кухонном столе, как в прежние времена, появилась тарелка с монпансье и шоколадными конфетами. Мама разрешила мне взять две штуки на выбор. Я взял одну, сначала медленно разворачивал, потом немного стянул обёртку, помусолил, облизывая и откусывая шоколад. Хотелось, чтобы надолго хватило. Но вышло наоборот: как голодная акула я набросился на конфету и откусил сразу всю, до пальцев. Жадно брызгая слюной, стал жевать. Взял ещё одну, потом ещё. Вдруг меня пронзила острая боль. На мгновение я остановился: «Фу, показалось». Я продолжил наслаждаться сладостями. Но боль возвращалась, сначала медленно, потом сильнее, сильнее и сильнее. Я прекратил жевать – боль тоже прекратилась. Я взял ещё конфет, насыпал горсть монпансье в рот: « Ничего, я терпеливый, терпел боль обиды всю неделю, а боль от конфет терпеть – делать нечего!»
Я обещал, что съем пару конфет, но когда опомнился – тарелка пустынно блестела. «Наверное, под конец конфеты кусались – расстроились, что я опять всех обманул», – подумал я. Зуб продолжал еле заметно ныть. Стоило мне прийти с прогулки домой, как он начинал уже не просто попискивать, а громко кричать. Я старался, как можно больше гулять во дворе. «Наверное, зубы обиделись на маму и папу за то, что им не давали конфеты», – я находил оправдания зубной боли в разговорах с другом Марком.
«А по-моему, у тебя болит зуб и всё. Нужно скорее сказать родителям, пока не вышло хуже», – ответил он.
«Чтоб я этим, нет уж, – разозлился я. – Само пройдёт».
«Я читал, что есть такое растение, называется чистотел. Можно его приложить на место кариеса. Он чистит тело и зуб отчистит. У всех бабушек в саду цветёт», – выдал Марк.
Аккуратно я стал расспрашивать бабушку о чистотеле. Она сказала: « Кружевные листья, цветы жёлтые». И я принялся искать. Но проблема состояла в том, что жёлтых цветов с кружевными листьями было много. Бабушкину ботаническую книгу взять не удавалось – приходилось рвать растения в саду, приносить домой к книге и сравнивать.
«Эрик, ты оборвал лягушатник, горицвет, примулу, лютики!» – заохала бабушка спустя несколько дней.
«Это уже слишком! – взбунтовался папа. – Где мой ремень?»
Я закричал: «Папа, я искал чистотел, я случайно, я не хотел». Зуб в конец разнылся – я расплакался от боли и обиды: « У меня от вас зуб болит!»
«Как зуб болит?» – засуетилась мама. Бабушка стала искать очки: « Покажи, где болит!»
Я повиновался и открыл рот: огромная дыра приковывала взгляд чёрным зиянием. Мама ахнула, бабушка покачнулась и плавно приземлилась в кресло со скрещенными на груди руками. Жулик поджал пушистый хвост, у Пышки на попе была волосатая картофелина – поджать её не получилось, поэтому он просто присел. Оба притихли под столом. Петра обняла меня за плечи.
«Тебе срочно нужно к Алле Владимировне!» – Заключила бабушка.
«Не пойду я к ней!» – Испугался я.
«Как это? Она лучший стоматолог в мире!» – Настаивала бабушка.
«Я пойду к Татьяне Леонидовне в «Стоматозубус»!» – Сопротивлялся я, зная, что сюда необходимо записываться за несколько месяцев.
«Хорошо, хорошо, хоть куда!» – Мама стала звонить Татьяне Леонидовне, пытаясь договориться о приёме в ближайшее время. К несчастью, меня записали прямо на завтра.
Всей семьёй мы поехали в город. Бабушка потащила Пышку с Жуликом в дурацких контейнерах. Мне было жутко стыдно. Но поскольку я много баловался в последнее время, то не стал сопротивляться, а решил немного повздыхать. Нужно было вкратце обозначить недовольство. Мы ехали на машине. Петра сидела рядом и держала мою руку. Сестра смотрела в телефон, а я разглядывал пейзажи. Облака, похожие на сказочные острова, плыли в голубом океане. Казалось, что они упругие и плотные. Можно ступать голыми ногами, как по ковру, отпружинивать, как на батуте и медленно погружаться обратно, утонув по колено в мягкой шерсти. На полях высохла скошенная трава и расстелилась геометрическими узорами. Иногда встречались оазисы с буйством колокольчиков, пушистых травинок, ромашек и невиданных цветов. Обожаю делать ангелов в некошеных полях.
Машина резко затормозила – справа остановилось серое здание. Грубое, унылое, как робот, забытый в далёком году до нашей эры инопланетной цивилизацией, создавшей человечество и покинувший его навсегда. Вывеска «Стоматозубус» мигала ярко синим цветом, словно пламя обжигала глаза и вселяла страх на каждого, кто рискнёт взглянуть. Я приоткрыл серую дверь. Потоком белого света меня чуть не вынесло на улицу. Чистота, небесный простор… Врач в белоснежном халате, как в облаке, выплыла из кабинета.
«Эрик Тропкин, пожалуйста, проходите!» – нежно прозвучал голос. Мама и бабушка ринулись первыми.
«Я сам!» — с гордостью я расправил плечи и вошёл.
Татьяна Леонидовна попросила открыть рот. «Сейчас укусит комарик», – спокойно промурлыкала врач, улыбнувшись.
Я засомневался, что огромная металлическая игла кусает, как маленьким тоненький хоботок комара. В деревне живут комары-всёравношки. Им не важно, сколько и какое средство от насекомых ты пшикал. Они тихо пристраиваются, перебирают ножками и потыкивают хоботком, ища вкусное, удобное место. А потом делают больный кусь. А железный комар с толстым хоботком будет кусать в тысячу раз больнее. Я захлопнул рот перед носом у врача.
Татьяна Леонидовна с медсестрой долго уговаривали открыть рот. Бабушка, подслушивавшая под дверью, вежливо кашлянула, открыла дверь и зашла. Она молча села в кресло и посадила меня на колени: «Будет не больно, я обещаю».
Я повиновался и открыл рот. На потолке показывали мультики. В деревне просмотр телевизора был редким удовольствием – я сразу забылся. Сначала десну помазали мазью. Когда замёрзла, сделали укол. Через 15 минут вычистили чёрную дыру и быстро заделали зуб. За просмотром мультфильмов я ничего не заметил.
«Повезло, Эрик, долго ходишь с кариесом, почти пульпит, но почти! Хорошо, что пришёл! — Татьяна Леонидовна заблестела жемчужной улыбкой. – Держи подарок за хорошее поведение! Не кричал, не плакал, спокойно сидел! Не мальчик, а герой!»
Мне выдали амулет – пластмассовый зуб на цепочке. Повесив кулон на грудь, я возгордился: не плакал — герой! Вдобавок на радостях мама с бабушкой купили набор макетов и настольную игру. От бурлящих эмоций я устал и сдулся, как воздушный шар. Но стоило вернуться, снять кроссовки и босыми ногами почувствовать мягкость и вечернюю влагу травы на газоне у дома, как я наполнился свежим деревенским воздухом и был готов совершить кругосветное путешествие или сразиться с гидрой.
Зуб покачивался на шее – я бежал к мальчишкам рассказать последние новости. Теперь я знал, как больно кусают зубные комары, и какой я герой. Правда, после этого случая меня уже 25 лет зовут зубной феей.
