Рубрики
Рассказы

Широко дышать

Люблю гулять вечером у озера, ощущая свежее дыхание весны. Скрипят под ногами, как половицы, мостки. Вода в озере тёмная – дна не видать. Колышется, как простынь на ветру. Небо старается окрасить его разными красками: утром – в синий, днём – в голубой, а вечером – в оранжевый цвет.

Плавно покачивается лодка. Лягушка окликает из заводи: «Квук-квук». Комары нежно покусывают ноги. Птицы завершают последние разговоры.

Берёзы свисают над озером – любуются. Крошечные листики, словно монетки, неподвижно висят на деревьях.  Кое-где ветер тихонько трогает причёски берёз. Они отворачиваются, улыбаются украдкой, а потом смотрят на ветер: «Ну, что тебе?»

Всё замерло: только ветка иногда щёлкнет вдали. Или на воде то там, то сям, появляются круги. Это рыбы нежно целуют воздух. А иногда громче, со страстью: «Плямп!» И идёт рябь, да растворяется в огромном озёрном потоке.

Мотыльки и бабочки над водой парят, знают же, что опасно, но нравится им разглядывать своё отражение. И тут рыба случайным поцелуем задевает их: «Чпок!» И всё. Нет никого.

Через озеро видны крыши домов соседской деревни и непроглядный лес. Иногда ни с того, ни с сего налетит сильный ветер. Заставит траву прилечь на воду отдохнуть.

Кое-где прошлогодние листья укрывают землю, а где-то уже расстелилось покрывало из весенней травы. Ничто не беспокоит лесной сон. Даже папоротники стоят на страже, сжав кулачки.

Зимние ураганы наклонили и сломали, играючи, ольху. Её корни, как руки старой ведьмы, тянутся из зарослей к озеру. Молодые деревца послушно пристроились у тех, кто постарше. Кому хочется попасть в лапы к колдунье? Вековые ели опустили мохнатые руки и вздыхают – многое видели за долгую жизнь. Одуванчики собрали головки в маленькие метёлки. Тишина и покой. Пора и мне спать.

Рубрики
Рассказы

Пусть

Осенний лес окутывал теплом ярких красок. Везёт же лесу – уютный ковёр расстелил! Как же мягко ступать! Наверное, в нём тепло и хорошо грибам, они спрятали смешные шапочки и сидят втихую, в глаза боятся посмотреть!

– Агаааа, сейчас я вас всех тут найду! Эгегей! – прокричала Туэ.

– А вот пусть ветер поможет мне примерить платье из кленовых и берёзовых листьев! Тогда я стану леди Пеструшка! Нет, нет, нет! Пусть лучше буду королева Пэчворк! Это всё-таки модное слово, нам так на-английском говорили. – и Туэ тихонько захихикала.

У Туэ были брови-колоски и белая-пребелая косичка, будто туго сплетённые солнечные лучи! И собранные на коленях колготки, на которых рисунок из параллельных прямых пустился в пляс. Они нагло пересекались, забыв о всяких геометрических правилах для приличных линий. И для кого интересно их вообще придумали?

Как же вкусно пахнет дождём! А под ногами кучками собрались сосновые шишки. Они игриво перешёптываются о лесных секретах. Туэ кружится.

– Ах как хорошо! – Поднимает голову навстречу каплям дождя. – Пусть попробует, поймает мои веснушки! Пусть на каждой реснице будет по маленькому драгоценному камню. Я же всё-таки королева!

Вершины, величаво тянутся вверх, доставая небо. Девочка подпрыгнула.

– Сейчас как взлечу ракетой по сосновому коридору вверх, как запрыгну на мягкую перину из перьев тысяч волшебных куриц, как…– и тут одна босоножка подмигнула другой и предательски прыгнула в кусты! Туэ полетела за ней следом.

– Ой! Ай! – раскричалось в зарослях.

– Кто это? – спросила Туэ, отряхиваясь от сосновых иголок и соломинок.

– Это я, – представился кто-то, откашлявшись.

– Кто ты? –  удивилась девочка.

– Это я, одинокая гора Пусть. Ты мне наступила на палец, видишь? – и он показал Туэ серый смешной палец!

– Вот это да! Смотри! Он же каменный, а распух. А хочешь, а хочешь, я дам тебе кое-что? – и из оттопыренного кармана она достала примятый с боков и очень румяный пирожок. Туэ виновато протянула его, нежно держа в обеих ладошках:

– На, ешь! Он с картошкой!

– Ммм, как интересно, – Пусть протянул огромную мохнатую руку девочке. Туэ удивилась! Это был мох! Настоящий карельский мох! Представляете? И это не всё, кое-где на нём были покрытые позолотой чешуйки лишайников! А ещё среди всего этого мерцали красные бусины клюквы и брусники.

– Ты знаешь, что на тебе растут ягоды? – она медленно сжимала фиолетовое платье в местах карманов, чтобы убедиться в наличии пустоты. – Можно мне немного для бабушки?

– Конечно! – рассмеялся Пусть.

– Только я сейчас съем твой подарок, – и он закинул угощение в огромное ущелье дымчато-синего тёмного рта.

– Спасибо, очень вкусно. Теперь можешь собирать, – улыбнулся великан.

От радости Туэ захлопала в ладоши и запела. А Пусть тихонько подпевал ей.

Рубрики
Рассказы

Зубная фея

«Чафк-чафк-чафк!» – я сидел на кухне, жевал жвачку и разглядывал небо. Из туч закрутился огромный серо-жёлтый вихрь. От тёмного центра нельзя было оторвать взгляд. Казалось, что ещё немного и оттуда на землю упадёт яркий столб света, по которому будут спускаться инопланетяне или на худой конец какой-нибудь супергерой. Захватывающее зрелище! Я закинул в рот горсть мармеладных мишек. Потом покусал купленные мамой круассаны! Я так снимаю пробы – выбираю лучшее. Вдруг чувствую, на зубе что-то мешает. Я попытался избавиться от прилипалы языком: кружил им, как лопастями вертолёта, и с силой загребал, представляя себя экскаватором. Но не тут-то было.

«Прилипло… намертво, – подумал я. – Срочно нужны мамины щипцы для бровей». Я заимствовал их, когда собирал макеты самолётов. Прокравшись через коридор в родительскую комнату, я тихо открыл синий комод и достал набор маникюрных инструментов: «Вжих».

«Эрик, это ты?» – спросила мама из соседней комнаты.

«Как она всё чувствует!?» – подумал я, но решил промолчать. Взял блестящие щипцы и пошёл в комнату к сестре за зеркалом. Она как всегда разговаривала с подругами.

«Петра, тебя мама зовёт», – уверенно сказал я. Сестра не услышала. Тогда я прикрикнул: «Петра, мама зовёт!»

«Чё? Опять? Зачем?» – подняв брови, спросила сестра.

На экране телефона я увидел подругу Петры. Мне кажется, что девочки разговаривают даже во сне. Ни на секунду не останавливаются, как они не надоедают друг другу?

Петра встала и ушла. А я быстро схватил зеркало, засунул его в штаны, накрыл футболкой и выскочил в коридор.

Мы жили в небольшом деревенском доме, и чтобы добраться до моей комнаты, предстояло миновать противников. Последним было самое сложное препятствие — бабушкина комната. Представляя себя секретным агентом, проползающим через кучу лазерных линий, я крался и изгибался… Плюшка на зубе раздражала и отвлекала. Я был как утконос, или как там этих животных называют? Муравьеды? Точно! Язык у них длинный, плотный и сильный — сворачивает деревья, чтобы достать муравьёв. Это по телевизору в передаче про животных показывали.

Я споткнулся –  щипцы выпали, зеркало бухнулось об пол, покатилось, звеня и рассыпая остатки стекла по комнате. Бабушка выпрыгнула из кресла как гепард.

«Да что ты за человек-то такой!» – воскликнула она! Схватив инструменты, я с разбегу влетел под кровать и забился в дальний угол. Бабушка зашаркала жаловаться – оставалось мало времени. Сильнее и  сильнее я штурмовал зуб, и наконец-то настил поддался. Он был гораздо больше, чем показалось сначала. «Наверное, три дня без чистки зубов всё-таки долго», – думал я. Пока не посмотрел в остатки зеркала – на зубе зияла впадина с тёмным дном. От испуга я вернул на место пломбу со сладкой липучкой.

Тут ко мне вторглись мама, Петра и бабушка, прихватив с собой кота Жулика и старую мопсиху Пышку.

«Зеркало разбил и не собрал осколки! Щипцы утащил. Вот куда пропадают вещи!» – заголосила бабушка.

«Эх ты, Эрик, – вздохнула мама. – Неужели нельзя просто попросить?»

«Петра не даст», – промычал я.

«Петра, тебе жалко для брата?» – удивлённо поинтересовалась мама.

«Да, мне жалко. Он оставляет жирные следы от пальцев, это раз…»

«Я не оставляю, не ври! Я мою руки!» – прокричал я из-под кровати.

«У меня прыщи после того, как он трогает мои вещи, это два!» – выпалила Петра.

«Прыщи у тебя, потому что ты ешь шоколад и барбариски!» – вылезая из убежища и, попутно отряхивая пыль со штанов, умничал я, вспоминая врачей в программе «Здоровье».

Вставляя наушники Петра прошипела: « Ты ещё мелочь пузатая, чтоб я слушала твои разговоры».

«А ты, а ты … Подросток! А подростки …деградируют!» – разошёлся я.

Петра хотела дёрнуть меня за ухо, но мама её удержала. Я всё знал заранее, потому не подавал виду и стоял, не шелохнувшись.

«Убери за собой, пожалуйста, – попросила мама. – И не бери чужие вещи без спросу. Это не хорошо».

Я смотрел в окно и не отвечал. Небо уютно завернулось шарфом в фиолетово-голубую полоску, подмигивало жёлтым глазом: хватит злиться, пойдём гулять! «Никуда не пойду всем на зло!»

Тогда мама, бабушка, Пышка и Жулик длинной процессией двинулись из комнаты, наконец-то оставив меня одного. Немного подумав, я побрёл делать уборку.

Спустя несколько дней за обедом мы ели котлеты с жареной картошкой. «Золотая, с румяными бочками и хрустящими поджарками. Настоящий деликатес!» –  размышления о вкусностях резко прервали скрежет и боль. Мама сразу заметила гримасу на лице и даже услышала хруст. Она вопросительно взглянула.

 «Просто косточка попала!» – нашёлся я.

Виртуозно, как фокусник, с помощью языка я вернул пломбу на место. «Интересно, а можно ли натренировать язык, как спортсмены качают руки и ноги, – задумался я. – Буду в книге рекордов Гиннеса. В газетах напишут: самый сильный язык у Эрика Тропкина».

После ужина я тихо пробрался в кабинет и залез в папин компьютер. Набрал в поисковике: упражнения для языка. От гордости на голове распушились волосы: в шесть лет уметь пользоваться компьютером и мышкой это вам не тютю-матюти. «Нашёл! Логопед Лалайкин советует… Одно расстройство, придётся читать и тренироваться. Да, ну эти упражнения…» – я закрыл все вкладки и нажал кнопку «Пуск». Компьютер спросил меня что-то – я как всегда отказался: он перестал шуметь. Через час в квартире прогрохотало: «Эрик, ты трогал компьютер?»

Я почувствовал неладное и прокричал: «Неееет!»

«Эрик, зачем ты опять обманываешь? Я посмотрел историю», — разозлился папа.

«Это бабушка, она старая, шепелявит, вот и искала упражнения для языка, чтобы потренироваться», – нашёлся я.

«Эрик, врать не хорошо. Это уже слишком. Я лишаю тебя сладостей на неделю», – крикнул папа.

«А мне-то что!» – невозмутимо ответил я: у меня в запасе была гора конфет.

«Тогда я лишаю тебя мультфильмов! » – нашёлся папа.

Я пытался скрыть растройство безмятежным перелистыванием книги. « Мне всё равно!» – гордо сказал я и пошёл в свою комнату.

Я решил немедленно поесть конфет, чтобы  чуть успокоиться: «Нервируют меня, а потом лишают сладкого, странные люди». Я распахнул шкаф, просунул руку за книги, нащупал тайник и взял сумку. Вот они: блестящие, горящие разноцветными, как на новогодней ёлке, огоньками, вкусные конфеты! « Странная на ощупь», – подумал я, взяв первую.  А развернув, обнаружил пластилин. В возмущении я высыпал конфеты на пол и начал открывать по очереди. Во всех был пластилин или камни. Только одна ненавистная мной конфета – «Чернослив в шоколаде», оказалась настоящей. Вывод не заставил себя долго ждать – Петра! Я ворвался в её комнату и стал кричать, размахивая руками. Петра сидела в наушниках, медленно повернулась и произнесла обычное: « И чо?» Я тряс сумкой, сыпал обёртки от пустых конфет и возмущался.

«Это не я», – сказала Петра, засовывая в ухо наушник и отворачиваясь.

Тогда я побежал к маме: « Мама, Петра обманщица, она съела мои конфеты и засунула туда камни!»

 «Эрик, Петре 13 лет, зачем ей делать такие вещи», – успокаивала мама.

«Мама, почему ты не веришь мне?» – заплакал я, пытаясь разжалобить её.

«Эрик, я верю и очень тебя люблю, но знаю, что ты фантазёр и сказочник».

Я расстроился и отказался от ужина, пусть знают, буду голодать им назло. Ароматы бродили по комнатам, залетая в ноздри. Бабушка сварила рассольник по рецепту прабабушки — кисленький, солёненький, зелёненький. Обожаю супы. День без супа – зрядень. А на десерт – румяный ароматный банановый пирог: в крапинку внутри, нежный, мягкий, тающий во рту и так сладко пахнущий бананами. Им даже пропахли занавески в нашем доме.

Мне страшно захотелось есть – пришлось выйти из заточения — к концу ужина я уже сидел за столом и жадно ел бабушкину стряпню: «Что ни говори, а готовит бабушка, как лучший в мире повар. Ей бы кафе открыть… Нет, лучше пусть дома сидит, меня кормит».

Через неделю сняли наказания, и в тарелочке на кухонном столе, как в прежние времена, появилась тарелка с монпансье и шоколадными конфетами. Мама разрешила мне взять две штуки на выбор. Я взял одну, сначала медленно разворачивал, потом немного стянул обёртку, помусолил, облизывая и откусывая шоколад. Хотелось, чтобы надолго хватило. Но вышло наоборот: как голодная акула я набросился на конфету и откусил сразу всю, до пальцев. Жадно брызгая слюной, стал жевать. Взял ещё одну, потом ещё. Вдруг меня пронзила острая боль. На мгновение я остановился: «Фу, показалось». Я продолжил наслаждаться сладостями. Но боль возвращалась, сначала медленно, потом сильнее, сильнее и сильнее. Я прекратил жевать – боль тоже прекратилась. Я взял ещё конфет, насыпал горсть монпансье в рот: « Ничего, я терпеливый, терпел боль обиды всю неделю, а боль от конфет терпеть – делать нечего!»

Я обещал, что съем пару конфет, но когда опомнился – тарелка пустынно блестела. «Наверное, под конец конфеты кусались – расстроились, что я опять всех обманул», – подумал я. Зуб продолжал еле заметно ныть. Стоило мне прийти с прогулки домой, как он начинал уже не просто попискивать, а громко кричать. Я старался, как можно больше гулять во дворе. «Наверное, зубы обиделись на маму и папу за то, что им не давали конфеты», – я находил оправдания зубной боли в разговорах с другом Марком.

«А по-моему, у тебя болит зуб и всё. Нужно скорее сказать родителям, пока не вышло хуже», – ответил он.

«Чтоб я этим, нет уж, – разозлился я. – Само пройдёт».

«Я читал, что есть такое растение, называется чистотел. Можно его приложить на место кариеса. Он чистит тело и зуб отчистит. У всех бабушек в саду цветёт», – выдал Марк.

Аккуратно я стал расспрашивать бабушку о чистотеле. Она сказала: « Кружевные листья, цветы жёлтые». И я принялся искать. Но проблема состояла в том, что жёлтых цветов с кружевными листьями было много. Бабушкину ботаническую книгу взять не удавалось – приходилось рвать растения в саду, приносить домой к книге и сравнивать.

«Эрик, ты оборвал лягушатник, горицвет, примулу, лютики!» – заохала бабушка спустя несколько дней.

«Это уже слишком! – взбунтовался папа. – Где мой ремень?»

Я закричал: «Папа, я искал чистотел, я случайно, я не хотел». Зуб в конец разнылся – я расплакался от боли и обиды: « У меня от вас зуб болит!»

«Как зуб болит?» – засуетилась мама. Бабушка стала искать очки: « Покажи, где болит!»

Я повиновался и открыл рот: огромная дыра приковывала взгляд чёрным зиянием. Мама ахнула, бабушка покачнулась и плавно приземлилась в кресло со скрещенными на груди руками. Жулик поджал пушистый хвост, у Пышки на попе была волосатая картофелина – поджать её не получилось, поэтому он просто присел. Оба притихли под столом. Петра обняла меня за плечи.

«Тебе срочно нужно к Алле Владимировне!» – Заключила бабушка.

«Не пойду я к ней!» – Испугался я.

«Как это? Она лучший стоматолог в мире!» – Настаивала бабушка.

 «Я пойду к Татьяне Леонидовне в «Стоматозубус»!» – Сопротивлялся я, зная, что сюда необходимо записываться за несколько месяцев.

«Хорошо, хорошо, хоть куда!» – Мама стала звонить Татьяне Леонидовне, пытаясь договориться о приёме в ближайшее время. К несчастью, меня записали прямо на завтра.

Всей семьёй мы поехали в город. Бабушка потащила Пышку с Жуликом в дурацких контейнерах. Мне было жутко стыдно. Но поскольку я много баловался в последнее время, то не стал сопротивляться, а решил немного повздыхать. Нужно было вкратце обозначить недовольство.  Мы ехали на машине. Петра сидела рядом и держала мою руку. Сестра смотрела в телефон, а я разглядывал пейзажи. Облака, похожие на сказочные острова, плыли в голубом океане. Казалось, что они упругие и плотные. Можно ступать голыми ногами, как по ковру, отпружинивать, как на батуте и медленно погружаться обратно, утонув по колено в мягкой шерсти. На полях высохла скошенная трава и расстелилась геометрическими узорами. Иногда встречались оазисы с буйством колокольчиков, пушистых травинок, ромашек и невиданных цветов. Обожаю делать ангелов в некошеных полях.

Машина резко затормозила – справа остановилось серое здание. Грубое, унылое, как робот, забытый в далёком году до нашей эры инопланетной цивилизацией, создавшей человечество и покинувший его навсегда.  Вывеска «Стоматозубус» мигала ярко синим цветом, словно пламя обжигала глаза и вселяла страх на каждого, кто рискнёт взглянуть. Я приоткрыл серую дверь. Потоком белого света меня чуть не вынесло на улицу. Чистота, небесный простор… Врач в белоснежном халате, как в облаке, выплыла из кабинета.

«Эрик Тропкин, пожалуйста, проходите!» – нежно прозвучал голос. Мама и бабушка ринулись первыми.

«Я сам!» — с гордостью я расправил плечи и вошёл.

Татьяна Леонидовна попросила открыть рот. «Сейчас укусит комарик», – спокойно промурлыкала врач, улыбнувшись.

Я засомневался, что  огромная металлическая игла кусает, как маленьким тоненький хоботок комара. В деревне живут комары-всёравношки. Им не важно, сколько и какое средство от насекомых ты пшикал. Они тихо пристраиваются, перебирают ножками и потыкивают хоботком, ища вкусное, удобное место. А потом делают больный кусь. А железный комар с толстым хоботком будет кусать в тысячу раз больнее. Я захлопнул рот перед носом у врача.

Татьяна Леонидовна с медсестрой долго уговаривали открыть рот. Бабушка, подслушивавшая под дверью, вежливо кашлянула, открыла дверь и зашла. Она молча села в кресло и посадила меня на колени: «Будет не больно, я обещаю».

Я повиновался и открыл рот. На потолке показывали мультики. В деревне просмотр телевизора был редким удовольствием – я сразу забылся. Сначала десну помазали мазью. Когда замёрзла, сделали укол. Через 15 минут вычистили чёрную дыру и быстро заделали зуб. За просмотром мультфильмов я ничего не заметил.

«Повезло, Эрик, долго ходишь с кариесом, почти пульпит, но почти! Хорошо, что пришёл! — Татьяна Леонидовна заблестела жемчужной улыбкой. – Держи подарок за хорошее поведение! Не кричал, не плакал, спокойно сидел! Не мальчик, а герой!»

Мне выдали амулет – пластмассовый зуб на цепочке. Повесив кулон на грудь, я возгордился: не плакал — герой! Вдобавок на радостях мама с бабушкой купили набор макетов и настольную игру. От бурлящих эмоций я устал и сдулся, как воздушный шар. Но стоило вернуться, снять кроссовки и босыми ногами почувствовать мягкость и вечернюю влагу травы на газоне у дома, как я наполнился свежим деревенским воздухом и был готов совершить кругосветное путешествие или сразиться с гидрой.

Зуб покачивался на шее – я бежал к мальчишкам рассказать последние новости. Теперь я знал, как больно кусают зубные комары, и какой я герой. Правда, после этого случая меня уже 25 лет зовут зубной феей.

Рубрики
Рассказы

Вкус малинового заката

В треснутой фарфоровой чашке с тонкой золотой полоской жила колдунья. Вы, наверное, подумали, что это горбатая женщина с длинным носом и огромными бородавками. Но, спешу вас расстроить, а, может быть, и обрадовать, то была добрая колдунья из рода сахарковых волшебниц. И звали её тётушка Мари!

У тётушки Мари был волшебный сад с диковинными цветами, подпирающими небо густой зеленью. Например, Сладоус с лепестками цвета абрикосового заката, Карамельс с золотыми стеблями или Острохвост с медовым запахом и васильковыми листьями. Какие-то вились – их пудрики привязывали к деревянным столбикам с особой аккуратностью, чтобы не сломать ветви. Некоторые стелились по земле – тогда приходилось подкладывать сладкую вату под бутоны. Они расцветали широкими лепестками всех цветов радуги. А в самой сердцевине, где у обычных цветов тычинка и пестик, вырастали пирожные и торты. Леденцы росли просто так из земли. Их можно было срезать, очищать верхний слой коры, чтобы оголить забавный внутренний – в яркую крапинку или полоску.

Вкус пирожных зависел от настроения тётушки Мари. Если она много удивлялась, то они были клубничными. Если обижена – вишнёвые, а если совсем раскисшая – лимонные. С тортами всё было сложнее: росли они медленнее, чем остальные вкусности, поэтому у тётушки Мари успевало смениться много настроений. А поскольку она всегда фонтанировала эмоциями, то торты выходили совершенно невообразимых вкусов. Если смешать нежное настроение с любовью ко всему живому, то вырастал торт вкуса малинового заката или тёмной шоколадной ночи с джемом из кумквата. А если очень долго хохотать, а потом вдруг взгрустнуть, то клубничного романтического неба со снежным безе и ванильным спокойствием. Тётя Мари обожала свои эмоции и очень любила фантазировать.

Сад требовал душевного ухода. Цветы нужно было регулярно поливать сахарным сиропом, присыпать при необходимости какао или сахарной пудрой, орошать ягодными соками и лучшим растопленным шоколадом от мистера Шоколаутера. Работа кипела днём и ночью: сад жужжал, кряхтел и шкворчал. Пудрики в пухлых ручках туда-сюда таскали маленькие золотые лейки, серебряные ситечки и хрустальные пшикалки. В саду стоял густой дивный аромат – казалось, что можно есть воздух ложкой.

Вы, наверное, уже давно задаётесь вопросом: а кто такие пудрики? Спешу прояснить ситуацию, то маленькие помощники. Они носят штаны в клетку сразу всех цветов радуги. У особо старательных на спине вырастают крылья.

Больше всего пудрики любили украшать торты. Они махали волшебными палочками, подлетали вверх, чихали блёстками и раскидывали бусины, из которых вырастали ягоды. Всё было в вихре смеха и танцев. А чтобы выходил нужный цвет крема, колдунья смотрела на красивые закаты, гладила лесных животных и говорила только добрые слова.

Все любили тётушку Мари за смех и доброту. Она рассыпалась в похвалах, приходила с разными восторгами и впечатлениями. И каждый раз выходило что-то новое.

Однажды тётушка Мари увидела торты тёти Рутс. И ей так хотелось привнести красивые находки в сладкие творения. Но сказочный сад упорствовал и не поддавался. Она твердила пудрикам, как лучше осуществлять полив и настаивала на точном подсчёте волшебных украшений. Одни человечки обиженно старались слушаться, другие соглашались, делая своё. Выходила странная какафония. Тётушка Мари постоянно злилась и всё меньше расточала похвалы и добрые слова.

«Но мы делаем красиво! – заявляли пудрики. – Не надо ни с кем нас сравнивать. Мы такие, какие есть. Ты же знаешь, что каждому нравится что-то своё. Мы хотим делать то, что любим!»

Но тётушка Мари старалась придерживаться новых взглядов. Пудрики стали так много плакать, что слёзы смывали их до исчезновения. Бутоны превратились в угольки, а пирожные пахли лимонами и сгоревшей

карамелью. Колдунье приходилось обильно поливать растения цветным сахарным сиропом, чтобы выходило ярко. А потом сад и вовсе перестал цвести.

Тётушка Мари села, окунула лицо в передник и горько заплакала.

«Чего ты разнылась?» – громко заклокотало в кустах. Толстая коричневая гусеница, похожая на кожаный диван с крошечными ножками, выпучила глаза прямо у носа волшебницы: « Вдохновение, оно нежное, его легко лишиться. Нужно беречь сад в своём сердце. Просто делай, что любишь!»

И однажды в раскрытых цветах появились волшебные человечки. Они радостно смотрели на тётушку Мари синими глазами и болтали ногами, сидя на лепестках.

Рубрики
Рассказы

Ароматное письмо

Открывая жестяную банку, выпускаю летний зной, горячий ветер раздувает чёлку и ресницы. Не знаю, какая температура, но по ощущениям 30 градусов точно!
«Хотела лето?» – хохочет что-то в шкафу.
«Так, это всё сон, просто сон! Такого не бывает!» – говорю я.
«Бывает, бывает, бывает!» – зазвенели чашки.
«Ты же сама хотела, вот и договорилась!» – забурлил чайник, что есть мочи.
«Да-да-да! Мечты должны сбываться!» – передразнивая, запели чашки.
«Чего расшумелись? – приструнила их я, – Вы вообще из моего сервиза или нет?»
«Мы приготовили тебе волшебство!» – воодушевлённо забренчали и затренькали кухонные сожители: «Выпей чаю!»

Мягкий, как скошенная трава, с вкраплением драгоценностей! Засовываю руку глубже в банку, хочу потрогать лето рукой! Оно ароматное, пушистое и нежное – тепло на душе, как на печке. Беру щепотку чудес – крошечные неведомые ягоды, лепестки роз, цветки ромашки, смородиновый лист и мята. Чайник, присвистывая, напоминает, что пора – для сюрприза всё готово!

Горячая вода наполняет чашку и постепенно становится золотой. Заглядываю в чашку – точно в янтарь смотрюсь. Все суетятся вокруг: «Пей!» Делаю глоток, другой…
Я лечу в небе странного цвета, как будто кто-то очень талантливый старательно рисовал его акварелью. Синий перетекает в фиолетовый, смешивается с розовым, где-то с красным. Это Солнце садится далеко за горами. Мимо проносятся огромные пушистые облака. А рядом шуршит полосатое платье с тонким пояском.
«Ты что здесь делаешь?» – хохочу я.
«Дружу с тобой!» – шелестит оно в ответ.
«Мы на месте» – шепнуло платье и наскочило на меня.

Стоим на мягком лугу. Иду босиком и чувствую саму жизнь. В темноте деревья танцуют вершинами под колыбельную ветра. Цветочные головки раскачиваются в такт. Блеют соседские кучерявые козы, а я поднимаюсь в крутую гору, иду по тропинке через знакомый ручей. Выхожу из зарослей к маленькому уютному дому из серого кирпича со смешной покатой крышей. Мой любимый дом. А вот и крыльцо. Поднимаю голову, раскрываю руки и разрываюсь фейерверком звёзд, оседая на воздух.
Кухня, стол, разбросанные вещи и остывший чай. Беру бумагу и ручку: « Дорогая бабушка, прости, что давно не писала…»

Рубрики
Рассказы

Курс на Антарктиду

«Апшшшш, апффффф!» – Микка дует на морозное стекло. Старается, кряхтит. Белый рисунок чуть поддаётся, расходится крошечной бесформенной лужицей в Ледовитом океане. Она достаёт волнистый каштановый хвост из-под красного вязаного шарфа, облизывает кончик и начинает аккуратно водить им по окну, словно кистью.


«Немного тут добавим, вот тут ещё, угу, так, вот ещё сюда… И почему я раньше не придумала рисовать хвостом? Так удобно! Чуть облизал кончик – вот тебе тонкая кисть для хрупких снежинок, сильнее – можно уже рисовать облака, ещё больше – целое море! А кроме того я могу рисовать в любом месте Земли: хоть в Африке, хоть в Антарктиде! Пожалуй, сделаю открытку маме на новый год хвостом. Нарисую колючую еловую ветку и ароматные мандарины! То-то же она удивится!» – и Микка краем глаза посмотрела на маму и улыбнулась.


«А по ледышке удобнее пальцем рисовать!» – она прижала замёрзший палец к стеклу, что есть мочи, пытаясь сделать самый аккуратный круг на свете. «Странно, холод, а жжётся. Обжигает же что-то горячее, от него я краснею, а от холодного я синею, – и она пристально посмотрела на побелевший палец, – Понятно! Всё, как на нашем кране в ванной нарисовано!»

Микка нежно пригрела замёрзшего в пуховой варежке: «Инструменты у художника всегда должны быть в полном порядке. Предстоит ещё много работы. Такая красота на улице зазря пропадает». Микка снимает левую варежку и старательно продолжает делать маленькие окошки. Круглые такие. Их уже четыре вышло. Два спереди и два немного позади!


«Ну, всё, ледокол «Трамвайка» готов к отплытию в экспедицию! – сказала она, стряхивая оконную изморозь с серой плюшевой шубы. «Это сколько же можно сшить из неё игрушечных зайцев?» – подпрыгивая и покачиваясь в разные стороны на сиденье опять задумалась Микка.


«Осторожно, двери закрываются, следующая остановка проспект Культуры!» – загрохотало из динамика.
«Никакой не проспект Культуры!» – про себя разозлилась Микка. И случайно сказала вслух: «Держим курс на Антарктиду!» Кондуктор и пассажиры рядом посмотрели на неё и заулыбались. Она надулась, покраснела и уткнулась маленьким острым носом в окно каюты: за бортом давно стемнело, снег совсем не торопился и летал крупными хлопьями, как ему заблагорассудится! Вправо, влево, вверх. Фьюить. Только не вниз! Микка весело кружилась в хороводе со снежинками, держа их за белые холодные варежки. Они хохотали, танцевали зимние пляски и взлетали всё выше и выше!

«Конечная остановка – Антарктида» – отдалённо услышала Микка.